Дорога к Богу одна, а пути разные

Фразу, вынесенную мной в заголовок, режиссер-постановщик Никита Астахов произнес в ходе разговора, который состоялся после спектакля. На мое замечание о том, что постановка носит миссионерский характер, он ответил так: «Все наши спектакли – это служение Богу. Наша задача и программа в названии театра - русский духовный. Только надо понять: дорога к Богу одна, а пути разные».

Воистину, это так, и именно о поисках Бога рассказывает инсценировка «Дитя души». Так (инсценировка) отмечено на сайте театра, и в этом есть смысл, поскольку требуется определять жанр постановки, которая, тем более, создана по одноименной повести русского православного мыслителя и писателя Константина Леонтьева (1831-1891). А в привычные (для чиновников от искусства) рамки самобытные спектакли театра «Глас» редко когда укладываются. Вот и этот воспроизводит события, объединенные невероятными приключениями главного героя - Пѐтро, неведомо где появившегося на свет и сказочным образом усыновленного семейной парой, желавшей, но не имевшей детей.

О приемных родителях младенца пишет Леонтьев: «Звали его Христо. Жену его звали Христина… Слышит Христо однажды ночью, что жена не спит, а молится (Богу)… пошли Ты нам дитя, чтоб оно кормило и поило нас, когда мы постареем и изувечимся». И делает в повести такую пометку: «Дитя души — на Востоке значит приемыш, воспитанник, дитя, не телом рожденное, а душой принятое, по душе признанное, а не по плоти… Рассказ этот основан на действительных греческих или греко-молдавских преданиях, сообщенных мне одним придунайским жителем».

Прочитал это произведение только в преддверии похода в театр и устыдился, что не раньше. Притом что К. Леонтьева признавали такие мыслители, как В. Соловьев, Н. Бердяев, Л. Толстой, о нем в нашем обществе мало кто сегодня слышал.

Не могу не согласиться с аннотацией к спектаклю, где подчеркнуто, что «именно оригинальность Леонтьева» и его церковность «стали причиной того, что он не снискал широкой популярности у читающей публики, увлеченной идеями либерализма и политического радикализма». (Не так ли и сейчас?).

Солидарен также и с утверждением, что на примере этого «дитяти души» можно «проследить Божий Промысл о человеке». Как известно, Леонтьев часто советовался с оптинскими старцами, а в конце жизни принял монашеский постриг с именем Климент.

И вряд ли можно считать просто совпадением тот факт, что уже в наше время повесть вышла в издательстве Московской патриархии РПЦ благодаря усилиям владыки Климента, митрополита Калужского и Боровского.

Таинственная старуха после того как в темном лесу передала сиротку будущему отчиму Христо, скончалась; преставилась подобно старцу Симеону, который смог умереть только когда увидел в Иерусалимском храме младенца Христа, что было предсказано ему Ангелом. А как Пѐтро вырос и узнал, что «не родные ему отец и мать, а по милосердию столько лет кормили и растили его, так сейчас и решился на другой день от них уйти, чтобы заработать им, в свою очередь, под старость хорошее пропитание». Именно в тот момент встал он одновременно и на дорогу, и на путь, ведущие к Богу, потому что эта дорога одинаково для всех не розами устлана, а усеяна терниями, зато путь у каждого, кто этой дорогой пошел, исключительно свой.

«Глас» тоже идет собственным путем, уникальным для всего Русского мира. «На следующий год театру 30 лет, – говорит Никита Астахов. – Уже появляется творческий опыт. Но актерам пять – семь лет надо положить труда, чтобы прижиться у нас. Зато те мысли, которые рождаются в театре, они потом несут людям. И становятся не просто православными людьми – они миссионерами становятся. И понимают, что такое несение креста».

Мне тоже постепенно становилось понятно, почему, казалось бы, далекое от театра произведение в прозе да еще второй половины XIX в. обрело здесь свою сценическую реальность. О чем, собственно, и шел разговор, когда мы после спектакля втиснулись в узкую приемную, расположенную между кабинетами двух руководителей театра - директора Татьяны Георгиевны Белевич и художественного руководителя Никиты Сергеевича Астахова (в «Гласе» недостаток пространства остро ощущается везде, включая сцену). Мы – это и главный редактор «Столетия» Алексей Тимофеев, и участники беседы – поклонники театра, пожелавшие остаться неназванными, и, естественно, «авторы инсценировки и режиссеры-постановщики: засл. деят. иск. РФ Н. Астахов и засл. арт. РФ Т. Белевич» (так они представлены на сайте театра).

Трудно передать словами те чувства, которые зрители испытали во время представления. Думаю, что, как и многие предыдущие постановки, эта тоже коснулась глубин души каждого.

Меня, в частности, спектакль держал в напряжении все два акта, а в финале растрогал почти до слез. Там действующие лица, которые трудно искали Бога, исполняют похожую на псалом мелодию, все строфы которой заканчиваются «Аллилуйя!». Было полное впечатление, что этот рефрен, столь не похожий на любые иные исполнения, слышанные ранее, не оставит равнодушным даже закостенелого язычника. В спектакле призыв хвалить Господа означает, что герои, наконец, пришли к осознанию своей греховной сути и начинают путь к духовному очищению. Волей-неволей и сам задаешься вопросом: а мы, нынешнее российское общество, уже хоть что-то о себе поняли?..

«Герой, когда проходит испытания, то рассуждает поначалу, как и мы: ну, они же привыкли жить в бедности… (И вопреки обещаниям не посылает денег родителям. – В.П.) Так и наши чиновники рассуждают: они же православные, им же не надо за идею платить. В этом тоже кроется греховность», – сказала Татьяна Белевич. Действительно, половину из своих 30 лет творческого существования «Глас» не имеет собственного здания, которого лишился по «милости» столичного руководства. И вот уже долгие годы пребывает в доме, не приспособленном не только для театральных постановок, но и вообще для организации своей деятельности.

– У вас очень маленькая сцена, – заметил я. – Но во время действа происходит удивительная трансформация маленького пространства в неизмеримо большое, более того – единение зрителей и актеров, вернее, воплощаемых ими героев. Вам удалось один из главных недостатков – тесноту обратить в преимущество.

– Если бы вы видели, как спектакль смотрится на большой сцене! У нас ведь все декорации рассчитаны на высоту восемь метров, - отвечал Никита Астахов. – Как только выезжаем на гастроли, так берем гран-при, а здесь нас в подвал посадили.

– Но проблема с помещением хоть как-то решается?

– Все глухо! Нам вообще несколько лет не дают денег на гастроли. И мы крутимся. Одна актриса сказала: Никита Сергеевич, нас хоть дустом посыпай, мы выживем... Это говорит православный человек.

Замечу, ранее мне от разных инсайдеров приходилось слышать, что, как и некоторые коллеги по творческому цеху, так и облеченные властью чиновники, на вполне официальных мероприятиях заявляли представителям «Гласа»: какое вам еще здание нужно, в церковь идите… «Они хотят, чтобы то, что у них самое плохое, стало самым добрым. Вам вроде ничего не запрещают, но при этом вас вгоняют в определенный критерий», – сказал Н. Астахову и Т. Белевич один из участников нашей беседы.

А Татьяна Белевич добавила к сказанному весьма примечательную деталь: «Когда одного чиновника (театрального) спросили “Вы врете когда-нибудь?”, он ответил: “Только на работе”». К сожалению, заметил наш не назвавший себя собеседник, «такие и победили…».

Увы, в чем-то он прав. «Должно пройти много лет, чтобы религия была понятна. Мы только начинаем разбираться. Нас становится все больше и больше. И Русский мир наберет свою силу после всех страданий», – отметил Никита Астахов. А в пьесе некто мусью Франко (дьявол) говорит Пѐтро: «Хочешь, я возьму тебя к себе на фабрику и, если ты молиться и там не будешь никогда, и в церковь ходить не будешь, и постов держать не будешь, то я с тебя мало работы потребую». Тот соглашается и встречает попавших в услужение к лукавому после своей смерти всех, к кому он нанимался на работу и кто его незаслуженно изгонял, а ныне за грехи был обращенным в животное. Пѐтро только по милости Божьей не остался здесь навечно.

Слова режиссера о крепнущей духовной силе после многих страданий и дьявола об условиях обеспеченной жизни (не молиться, не ходить в церковь и т.д.) являются определяющими в жизни любого христианина, который всегда стоит перед выбором, что принять – Добро или Зло. Между ними пропасть, но иного выбора человеку не дано, и модные среди наших либералов разговоры о неких «оттенках серого» – от лукавого. Пѐтро тоже, получив от дьявола кошелек, который всегда будет полон золота, если только юноша не купит это поле и не построит этот дом для Христо и для Христины, вполне осознанно принимает было сторону Зла. Он посылает родителям ровно столько денег, чтобы они не умерли от голода и холода, хотя при этом сокрушается: «…что грех его велик и что сребролюбие, любоначалие и гордость обуяли его с той минуты, как он услышал в себе силу этого злата».

В исполнении актера Андрея Касницкого Пѐтро настолько убедителен, что невольно сокрушаешься вместе с ним и переносишь все его страдания на себя... Веришь и его приемной матери Христине (актриса Ксения Соломяная), и приемному отцу Христо (Виктор Золотоног). Воспринимаешь как личное поражение предательство священника (Лев Павлов) в отношении Пѐтро.

Искренне играли и другие актеры. А заслуженный артист Чувашии Николай Калёнов в роли старца, поставившего Петро в конце повествования на путь Истины, просто потрясает глубиной проникновения в этот образ.

Константин Леонтьев писал в повести: «Каждый год, в день погребения своего старца, Петро босой и царевна босая и все дети их тоже разутые ходили на поклонение в тот тихий монастырь, который построили над его могилой...» Так пьеса каждого, кто этого хочет, подводит к пониманию своей греховности.

– Над сценарием работали в течение года, – говорит Никита Астахов. – Сейчас выразительные средства искусства направлены на ужас, на то, чтобы запугать человека, чтобы он подчинился некоей страшной силе, и вот на этом сосредоточивается все внимание. А как сделать произведение христианского толка, чтобы человек задумался над тем, как этот ужас побороть?

Татьяна Георгиевна заметила тут же, что «как-то на спектакле были дети, класс, наверное, пятый. В антракте ходят, переживают: ой, что там дальше будет? Но пьеса им понравилась».

– Вначале проверили на своих внуках, – рассказывает Никита Сергеевич. – Самое трудное – это было выработать христианский угол зрения.

К. Леонтьев писал так: «Царевна все время мучилась без обуви (когда всем миром шли на могилу старца. – В.П.), и ноги ее, которые были как пух лебедя нежны и белы, все были в крови; но она радовалась этому и не кричала, а только немножко стонала и спрашивала часто у мужа: «скоро ли дойдем?» Пѐтро смеялся ласково над ней и говорил: “скоро!”» Актеры и эти болезненные ощущения передали удивительно тонко, и боль эта тоже была очищающей. А поскольку в спектакле и Никита Астахов, и Татьяна Белевич не задействованы (редкий случай!), то они вместе с нами были в роли зрителей. И на вопросы о впечатлениях Т. Белевич заметила: «Душевно сыграли… Говорят, что актеры либо из “Гласа” к ним идут, либо в “Глас” из МХАТа».

– А зачем вы взялись за такую сложную вещь?

– Мы это придумали для того, чтобы в других театрах, кинематографе появилось имя Леонтьева. В его работах заложена перспектива спасения мира. Язык понимания – надо его отнести к языку души. Если выйдем на язык понимания души, тогда человечество может удержаться в некотором спокойствии. И Леонтьев показывает нам, как это может быть. Но его пока не слышат, а мы несем его в зрительный зал. Это главная функция театра, - говорит Н. Астахов.

«И не одной царской семье, но и всем мирским людям была польза от того, что они там видели. Особенно пользовались люди, когда они сравнивали необычайную пышность и богатство церквей этой обители, облачение и утварь и красоту зданий с теснотой, мраком и сыростью монашеских келий и с пищею скудной монахов, которые жили так близко от этих несказанно пышных Божиих храмов. “Для Бога тут все, — говорили все люди, — а для людей ничего”», – написал Константин Леонтьев в конце повествования.

И все, что он еще в позапрошлом столетии хотел донести до людей, было осуществлено почти полтора века спустя постановкой его повести на сцене театра «Глас». Более того, мне кажется, что «Глас» тоже живет по принципу «Для Бога тут все».

Судя по всему, именно таков его путь в этом бренном мире. Никита Астахов после спектакля «Дитя души» ведь не просто так заметил: «Утром читаешь календарь православный, там написано «Смирение», – и легче становится».

Фотографии с сайта театра «Глас»