«Мы ждали наших…»

Анна Симонова – выпускница факультета журналистики МГУ, моя студентка, проявлявшая необычайно глубокий интерес к русской культуре, лекции по которой я читала её курсу. Бывшие студенты нередко возвращаются к своему педагогу повзрослевшими людьми, но появление Анны было совершенно сверхординарным. Оно ей дорого далось, и она к нему прошла большой не только внешний, но и внутренний путь. Позвонила она мне впервые года три назад – её вопросы были по русской культуре и верованиям. Думаю, именно глубокое проникновение в русскую культуру, в её смыслы и ценности и помогли Ане прожить тяжелейшие дни в том королевстве кривых зеркал, где она оказалась, выжить и выстоять и найти своё место в жизни заново. Её свидетельства, ко второй годовщине начала СВО, особенно актуальны.

Марина Князева, ст. научный сотрудник факультета журналистики МГУ, культуролог, писатель, педагог.

Утром 24 февраля 2022 года я была в «планке». Замечательное упражнение: стоишь себе в упоре лёжа 30 секунд или минуту, мышцы напряжены, сойти нельзя. Тут в окно заорала сирена. А приучили ж меня на балете: ничто не может снять тебя с «планки». Смотрю на секундомер, слушаю сирену… Секундомер на телефоне считал минуту, и тут полетели сообщения от подруг (все они в Москве и Питере): «Аня, война началась! Ядерная!». На секунде 15-й пиканье надоело и я отодвинула локтём телефон. Смысл сходить с «планки», если ядерная, никуда не убежишь. И жду конца минуты.

Бывают в жизни ключевые моменты. Эта «планка» была одним из них. Врубить тумблер мозга вместо эмоций – эту штуку я продолжаю развивать. 
С неба ничего не падало. Я открыла российские телеграмм каналы – да, СВО, ну а сколько можно геноцидом заниматься. Поэтому я обрадовалась.

Сразу объясню, почему лично я называю «СВО». Война началась в 2014 году, если не с развалом Союза и, простите за пафос, продажей Родины.

Ну, наконец-то, думаю, опять будем одной страной, и в школу вернется русский язык.

Гляжу в зеркало - глаза опухли. Это неожиданно у меня бывает аллергия на какой-нибудь крем, вот накануне новый и купила. Выхожу в аптеку за лекарством. А на улицах – паника. Отовсюду бежит народ вон из Киева. И тут я поняла выражение «у страха глаза велики». На улице люди с огромными глазами куда-то несутся. На выезде из Города (через несколько дней после взяли такси в гипермаркет на окраине, крупы искали) пробка – конца не видно, стоит. Мама ребенка (глаза у них одинаково огромные) в одеялке несет в бомбоубежище. Хлеба, круп, яиц в продаже нет. Туалетной бумаги (куда ж без нее) нет.

Я что, я с опухшими глазами ищу открытую аптеку.

Нужны деньги: раньше рубли в гривню у меня переводились так. Подхожу к банкомату, снимаю гривню с рублевой карты. Напрямую перевести нельзя: гривню закидываю в терминале на гривневую карту либо трачу наличкой. 

И вот засовываю карту в банкомат… заблокирована. Звоню в банк. А где, спрашиваю, мои деньги? (Перевод с украинского, злобно): «Это валюта страны-агрессора, мы больше не работаем с рублями». Да не нужны мне рубли, гривню мне дайте, пожалуйста. Долго затем я выясняла отношения (у меня украли 4500 руб, а у людей исчезли все сбережения в рублях, причем моментально…), писала в Нацбанк, Нацбанк направил к моему банку и концы в воду.

Ладно, иду в аптеку. А Киев стоит на холмах. Как же он прекрасен, мой Город. Снизу течет Днепр. Когда Город опустел и запретили речной транспорт, Днепр стал голубым, видна была рыба. Как в древние времена, когда с Севера плыли варяги да облюбовали прекрасное место на холмах.

И вот иду я в аптеку, километра 2 (все закрыты). О, вот и открытая. Очередь часа на полтора. Аптека пустая. Выгребли всё. А как быть сердечникам и прочим, кому лекарства нужны постоянно? Фармацевт тихо: «Накануне (!) всё забрали в армию”. Люди брали про запас, что только можно, – родственникам, соседям…

Жизнь поменялась кардинально, в тот же день, 24 февраля. Квартира наша превратилась в блокпост. В коридоре у входной двери лежал топор.

 Ввели очень ранний комендантский час, не соблюдая который, легко можно сойти за шпиона с последующим заточением в подвале. Всюду понастроили наспех блокпостов и мужчины с «калашами» слились с толпой. В осажденном нацистами Киеве мы ждали и жаждали русских.

Мы – это я и три сына 2008, 2010 и 2012 годов рождения, т.е. в феврале 2022 им было 13, 11 и 9 лет. Для старших особенно всё это было забавно: наконец-то героизм и что-то похожее на бой. Приключения!

И жил у нас чёрный кот, Пума, тому вообще всё равно, весна в Киев приходит рано. 

А люди бежали. Бежали с домашними животными, из Киева и, как ни странно, в Киев.

В марте Город вымер. Может, те, кто остались, ждали, как и мы, русских, надеясь на самый настоящий русский «авось». Может, ехать им было некуда. Огромные очереди по два с половиной часа в продуктовый. А если тревога – то магазин вообще закрывался (но потом они поняли, что выгоду теряют и стали пускать и при сирене).

Первую неделю не купить было хлеба. Затем его привезли и самые шустрые всё скупили. Одну буханку отдала мне соседка (батон детям, я белый не ем). У соседки сын был, который записался в тероборону. И вот что он себе шифронул, не знаю, но за эту буханку стал со мной открыто флиртовать. А мне не нравился он лично и вся тероборона до кучи, для меня они враги. Мы помним, что у них оружие. В общем, это и был тот момент, когда я положила в коридоре наточенный топор.

И дверь закрыта ли, проверяли мы постоянно. 

Насколько неадекватны были граждане с оружием, можно судить по соседям, жившим над нами. Часов в 11 ночи начинались матерные вопли (может, он её покалачивал?). Я думала пойти поговорить, но меня опередили сыновья. От дочки соседей, 11-летней забитой и очень милой Саши, они узнали: «У родителей в шкафу оружие». Я передумала подниматься к ним.

Первые дни СВО были отмечены удивительным вольнодумством. В булочной старик еще помнил историю: 

– Даже в блокадный Ленинград завозили хлеб!

А когда я нашла открытую аптеку в километрах двух от дома, в очереди обсуждали, что негоже было ссориться с соседями. 

Но это было только начало.

В очередях к полупустым полкам (остались только деликатесы – овсяное молоко, красная рыба да крабы… а, и тканевые маски для лица, только я их покупала): наслушалась про крематории, которые уже в Харьковской области.

– Да-да, перевозные, – утверждала женщина лет 30-ти.

– Всех сжигают, – поддакивал мужчина. 

24 февраля закрылись алкогольные отделы в магазинах. Логично при щедрой раздаче оружия всем подряд. Запрет на продажу спиртного действовал до 1 апреля, но разве наших это когда-то останавливало? Пьяных тянуло на подвиги: «Чого говориш росiйською?»

Все мои сбережения ушли на запас еды. Неизвестно было, сколько сидеть на консервах, потом удалось добыть круп в гипермаркете.

Муки не было. Возле молочки дедушка с ясными (большая редкость), спокойными глазами спросил у меня:

– Дочка, чем заменить сметану? Оладушки хочу сделать.

– Кефир, – смотрю на полки, – кефира нет. Разве что в кокосовое молоко макать, но оно дорогое. А где вы взяли муку?

Хитро улыбнулся дед:

– У меня ещё с Великой Отечественной запасы.

Хотела достать картошки (с консервами можно приготовить суп) – да селяне продавали ее втридорога. Потом купили целый ящик, мои сыновья гордо упаковали его на балконе.

Спали они тоже на балконе. Весело же: громыхает всё, окна дрожат! Лежали, наслаждались звуками боя. Пуму утащили на балкон, чтоб грел. Он пытался сопротивляться, но пришлось отрабатывать корм. Ночью третий брат тихонько шёл в тёплую комнату. Март-месяц всё-таки, хоть и южно-славянские земли. 

Иногда, ради забавы, читали украинские новости. «Бабушка отравила оккупантов пирожками с мышьяком, когда они мародёрствовали в селе, слава украинским женщинам! Незламнi (несокрушимые – это вообще любимое слово украинской пропаганды)! А другая бабушка валенком сбила дрон. А еще одна – банкой помидоров…» (про историю с банкой рассказывал сам Зеленский).

И вот ба-бах (жили мы на южной окраине Киева), стёкла затряслись. Старший мой, Лёва: «Бабушка кинула последний валенок, можно спать». Им всё это приносило удовольствие, разгоняло молодую горячую кровь по жилам.

А я искала шугаринг. Через недели две бьюти-индустрия начала возвращаться. Помню, беру такси (автобусы не ходили), еду по блокпостам, ежи противотанковые, а мне красоту навести, спрашивают: «Куда?» – «На шугаринг» и лицо глупое. Общалась, конечно, только по-украински. Приезжаю к девочке незнакомой, она принимает в гостинице, которая стала штабом теробороны. БТР на въезде, рядом огромный мужик с калашом. Стой, кто идет.

– Куда вы?

– На шугаринг.

Пауза. Я смотрю снизу вверх пустыми глазами, не зря вся юность в актёрских студиях: никто ни разу не проверял телефон (а там было, что почитать).

Захожу: военные идут по лестницам с автоматами, нашла кабинет девочки. Начинает она процедуру. Ну и новости пересказывает, как всегда. Это был настоящий актёрский тренинг-интенсив для меня: не засмеяться, удивленные глаза не сделать. К концу 2022-го я уже научилась работать лицом.

– Мама моя, – говорит мастер, – в Херсоне. Русские их захватили, гуманитарку дают! А мама моя не берет. Буду, говорит, голодать. А остальные на площади закидали русню их просроченными консервами! А сын мой 13-летний в ВСУ хочет, да рано еще.

И еще у меня был балет. Онлайн с Питером. Так я стала заниматься в Студии Дианы Вишневой. Моя киевская балетная студия закрылась. 25 февраля я поняла, что война войной, а балет нужен, и написала в Питер: «Как вам заплатить? Переводы запрещены Нацбанком». «Пока не платите, – сказали они, посовещавшись. – Война скоро окончится, там и будете оплачивать…». Так я год занималась бесплатно.

А вот киевские дивчины – маникюр, шугаринг, массаж, балет – поняли, что деньги заканчиваются, а война нет. И стали возвращаться. Снова открылся балет, и я вернулась заниматься очно.

Студия моя балетная находилась в центре Киева. На первом возобновлённом занятии во время адажио заорала сирена (адажио – это такая тягомотина под очень красивую медленную музыку, ногу надо вести, чем выше – тем лучше). Я понимаю, что нас никто не бомбит, а ЗИЛа с ракетами ПВО (дальше объясню) рядом нет, продолжаю пыхтеть. Все остальные ноги опустили, интересный психологический феномен, к стенкам прижались. Как будто с опущенной ногой тебе ничего не грозит. Преподаватель странно на меня после этого смотрела, а не знаю ли я чего. Но что у них в головах, меня через некоторое время вообще перестало интересовать. Паника в лучшем случае. В худшем – агрессия, бей русню, режь русских детей.

Теперь по поводу «не бомбили» и «ЗИЛ с противовоздушными ракетами».

Бомбят – это когда летит самолет и падают бомбы. Такого не было. Я никуда из Киева не выезжала с начала СВО (таких людей было очень мало), знаю, о чём говорю. Почему жертвы и разбитые дома? Машина ПВО – это такой ЗИЛ с ракетной установкой в кузове. Летит наша, русская, ракета в цель. Но тут – что запрещено Женевской конвенцией! – в городе, между домами, возле шоссе стоит тот самый ЗИЛ.

Ракету выпускает ЗИЛ, она сбивает русскую и – закон притяжения – всё это падает. Радовались они истерично, когда сбивали русскую ракету и она не прилетала в цель, т.е. военные объекты оставались целы, а что там с домами и детскими площадками – так это Путин виноват, мы же знаем.

Посему если рядом нет машины ПВО – спи спокойно, с берушами (ватой) в ушах, так как сирена орала в 4 утра. Знаете, у наркоманов паника бывает? Во-во. Очень часто сирена включалась без причины: показалось.

И вот выхожу я с балета в центре города, улица Владимирская, а рядом Софиевская площадь и Михайловский собор. Март месяц. Какой-то американской колонией стал Киев. Людей очень мало наших, а американских военных и журналистов – много. Вижу я такую картину возле Михайловского. Это где памятник Ольге, Кириллу и Мефодию.

Американцы (слышу по акценту) снимают «новости», на машине – NBC. Стоит женщина, долго стоит возле памятника, в руках у нее плакат по-английски: «Мой сын в Мариуполе, у него нет ноги, он ждет, когда его убьют». Рядом плакат с кратким содержанием – дайте денег на вооружение.

Женщина со скорбным лицом снимается, снимается, режиссер или кто он там ей позу поправляет, тут перерыв. Наша «мать» скидывает скорбную маску, садится, пьет из термоса чай. Ей указывают другую локацию, оператор снимает общие планы. Иду в Михайловский собор. А там – американский военный лагерь. Почему там: да не будут русские атаковать собор. И вот стоят машины с упитанными дядьками, автоматы, боеприпасы – на территории собора. Зла на них не хватало.

А затем русские вдруг отошли от Города. Стало ясно, что это надолго.

В это время я продолжала вести уроки английского, которые с 2015 кормят нас с сыновьями. Skyeng до СВО отправлял рубли на рублевую карту украинского банка, 24 же февраля 2022 вдруг (они знали?) рубли с карты исчезли.

Skyeng стал отправлять на Украину евро, но это было позднее.

Тем временем в Киев пришла весна. Расцвели розовые и белые каштаны, символ Города. В лесу стали появляться первые лекарства – крапива, мать-и-мачеха. Думала я завести кур, ведь не до шуток – сельский мой участок в Винницкой области (30 соток чернозема купила за 1000 долларов), машины нет, да и повсюду минные поля. Представьте себе, едешь-едешь и тут минное поле. У страха ж глаза велики.

И стала я искать в интернете информацию про кур на балконе. Остановила меня цена вопроса: создать курятник в квартире дорого. И, слава Богу, что остановила, ведь зимой почти не было электричества. Но об этом позже.

Всерьез задумались над огородом на том же балконе. Тоже, подсчитала – грунт, горшки и так далее, очень дорого. Решение оказалось правильным. Что не будет электричества – этого никто предусмотреть не мог.

*** 

Весна-2022 в Киеве была тревожная, голодная, злая и обиженная.

Мы держались впятером – мои сыновья 13, 11 и 9 с половиной лет (я мать-одиночка), я и чёрный кот по характеру и по имени Пума. Делились мыслями только друг с другом. И меня постоянно поддерживали близкие люди из России. И детям нужно было учиться, а это была отдельная западня.

Старшие сыновья изначально ходили в украинскую школу, русских школ в Киеве не существует. Русского языка и литературы давно уже нет как предметов. Есть Тарас Шевченко, борьба с панами, и Пушкин как пропаганда империализма, но до 2022-го, до СВО…  

Когда мой третий сын пошел в первый класс в 2019 году, старшим сыновьям уже рассказывали про Русь-Україну (термин М.С. Грушевского). У детей была шутка: жили-были на Украине динозавры. Но тут Россия пришла!

И уже этот маленький момент не геноцид? Я родилась в Киеве в 1983-м, когда пошла в садик, там была одна украиномовна нянечка, я ее не понимала! В школе класса с 7-го уже начали переводить предметы на украинский, но происходило это так: учительница физики машет рукой и говорит: «Не знаю я этого языка, сейчас объясню вам по-русски».

На улицах Киева никогда не звучал украинский. Это был больше язык области, села. А киевлянин, приехавший во Львов, а еще интереснее – повыше забравшийся в Карпатские горы, ничего не поймет, начиная с «сявмывати» – умываться. Суффикс «ся» ставится в начало слова.

Я со своими способностями к языкам немного понимать западэнцев начинала дня через 3, через неделю – подражать им. И это притом что я знаю украинский! А откуда? От своей кубанской бабушки-казачки, от которой впервые (родившись в Киеве) услышала украинские песни! 

В 2000-м я поступила в МГУ на бюджет. С украинским паспортом. И очень-очень часто ездила на поезде «Москва-Киев» (скорый шёл ночь).

Русского в школах Киева давно не существует, как и предметов «русский язык» и «русская литература». До СВО был в учебнике зарубежки Пушкин в переводе да Высоцкий (нет, не для мовы его стихи, слишком резки, мова не такая). Так вот, Пушкин до СВО. Было дело, задали среднему учить «Лукоморье» по-украински, я написала в чат, что (внимание на формулировку) сын мой будет учить на языке оригинала, ведь мы знаем русский (то же самое, как можно французскую поэзию учить по-французски). «А на каком языке в учебнике?» – риторически спросила учительница. Но разрешила. 

С началом СВО такие вольности стали невозможны. Даже переведенные тексты русских авторов стерли из учебника. Да, кстати, Крым никуда с карты Украины не исчезал. А в школьных чатах учителя отправляли рецепт коктейля Молотова.

«Вот чем, дети, вы можете помочь», – заливался историк, мужчина лет 60-ти, казалось бы, советское образование…Он вообще сошел с ума.

Взрослый человек, бывший директор школы, чуть ли не каждый день занимался агитацией, например: учите химию, дети, чтоб делать взрывчатку и убивать русню, учите историю, чтоб вас нельзя было обмануть, мол, не было Украины в Средние века.

24 февраля школа закрылась, хотя никто нас не бомбил, официально образование до конца учебного года было дистанционным. По факту, в школьных чатах призывали стар и млад бежать в тероборону и искать российских шпионов на улицах.

Каждый день выходила свежая директива: по каким чертам опознать оккупанта. Из школьных чатов детей я удалила, сославшись на подписанный Президентом закон о военном положении. Значит, учимся, как можем, парировала я учителям. Таким образом, удалось сохранить сыновьям трезвое мышление, а на вопросы «почему не сделали это и это», я отвечала с обилием восклицательных знаков и лупоглазых эмоджи: война! люди бегут! страшно! какая школа? опять летит бомба, вон она, вон!

Собственно, образование на Украине окончилось в 2020-м, с началом ковида.

В мае 2022-го начались контрольные, которые мои дети писали, как могли. Мамы волновались: детей не переведут в следующий класс! Еще как перевели. А почему? Быстрее школу окончат и в армию пойдут. Переходили абсолютно все.

Дальше начался Рэй Брэдбери. Из библиотек исчезли русские книги. Храбрые люди прятали Лескова и Чехова, спасали от уничтожения Булгакова. Кстати, Булгаков – не украинец (он и не возражал бы), ведь он за империю, ату его памятник, закроем мешками!

Школа стояла в соседнем дворе. Числа 25-го февраля ее закрыли под штаб теробороны. Почему никто не задавался вопросом: «нашi хлопцi боронять» (защищают), размещая оружейные склады в школах и детсадах? А эти здания становятся военными объектами и стоят между домами. Кем прикрываются хлопцi?

Хлопцi были разные: от откровенных отморозков до культурных парней, очкариков и студентов. Этих было жалко. В магазинах тероборону обслуживали без очереди (закон), но вторая категория пропускала меня с детьми, а на блокпостах документы просила так: «Будьте добры, паспорт». Будьте добры. Против ожидаемых российских танков. 

Мальчики из хороших семей. И уголовники, от которых я шарахалась. Так как им выдали оружие, всем без разбора, я всё лето прикрывала даже плечи. Страшно было. Ни разу не искупалась (мы жили у воды). Боялась, что нападут.

Да и женщин оставалось в Киеве мало, особенно молодых.

А потом уголовники исчезли. Ушли на фронт. Я не видела их больше, а лица помню неплохо.

Город наполнился людьми, редко думавшими и еще реже спавшими (это определение Булгакова, о людях «нового времени» в кожаных куртках, непонятного пола). Ощущение было, как в приснопамятные 30-е прошлого века. Боялась я соседей, чтоб не донесли (хотя они мало что знали о нас). Боялась смотреть в глаза людям: живые глаза можно прочитать. Делать глупый взгляд достаточно сложно, но я научилась.

Забавно было ходить по улицам – в наушниках слушать гимн России и наши военные песни.

Отовсюду летели истории о русских, насилующих всех подряд.

Наконец-то вернулся массаж, а мне комфортно ходить к девушкам. И вот (а украинки говорливые), Алена, моя новая знакомая, мнёт мне спину и давай чесать: «А я сразу убежала, сразу, а вы? Вы не боитесь? А, некуда бежать… Вы платья не носИте! Насилуют! В брюках-то как изнасилуешь? Как их снимешь?».

«А деньги-то нужны, вот я вернулась…»

Итак, мои дети счастливо прогуливали школу. Она была онлайн – точнее, оставшиеся на посту учителя присылали какую-то ерунду вроде «зачем учить химию – чтоб делать взрывчатку», «еще один день, и наши победят» и т.п.

Так настала осень. Тероборона исчезла на фронтах и школу открыли. Причем пойдут дети или нет, неизвестно было числа до 27 августа. Пошли. 

Зашла в косметический салон. А на входе – маленькая лохматая кукла из лоскутов, вся истыкана булавками – ну точно кукла Вуду (см.фото). Делаю глупейшее лицо «я у мамы дурочка» и сажусь на маникюр. Девочка оказалась из Донбасса. С коллегой болтает по-русски, садится ко мне – суржик. А-а, вы не знаете, что такое суржик. Это гремучая смесь русского и украинского. Мало, очень мало кто из украинцев владеет литературной, соловьиной мовой, разве что учителя в школах да любители украинской культуры, которые давно эмигрировали в Канаду.

Итак, девочка. Закон же есть: запрещено беседовать по-русски с клиентами (будь ты продавец или парикмахер).

– Ой, – по-украински, конечно, начинаю я, – а что это у вас такое на входе?

– А это, – охотно поясняет мастер, – мы русню уничтожаем.

Киев – город ведьм, не иначе. Жалко, мало настоящих Маргарит.

К счастью, смотрит она на мои руки, и я пропускаю контроль выражения лица.

– Мы сели в кружочек, – продолжает она, – и пожелали (ехидно) «всего хорошего». Вы тоже булавочку воткните, там они лежат!

Надо ли говорить, что булавочку втыкать я не стала, сама – русня.

Спросила, можно ли сфотографировать, «чтоб дома себе такое сотворить». Невежество не разбирает оттенков.

Русня? А что вы в моём русском Городе делаете, позвольте узнать? Почему моего Булгакова мешками закрыли и заперли его чудесный дом-музей на Андреевском спуске, прототип дома Турбиных? Исторически это была Российская империя.

Школа балетная, куда я ездила (возле Михайловского собора), совсем сошла с ума. Был у девочек (хозяйки – две подруги, большие любительницы балета, не профессиональные танцовщицы) инстаграм. А надо сказать, что задумка студии была прекрасная: там преподавали действующие артисты балета. И вот в инстаграме Саша и Алёна решили побить русню. Ладно, тут я держалась. Это было повсеместно. Но когда в Москве прошёл Международный конкурс Чайковского, я от них ушла. А дело было вот в чём.

Некая преподавательница Хореографического училища на своей странице опубликовала новость: мол, не хочу о войне, хочу о балете (преподавательница классики хочет писать о русском балете, Киевское же Хореографическое – это русская школа), вот какой прекрасный конкурс, праздник, ура. Саша и Алёна перепечатали её пост со страшным комментарием. «Рук и ног у вас когда не будет, тогда потанцуете!» – кричала студия. Почему-то знаком отчаянной решимости стал мат. Один из преподавателей, премьер Киевского театра оперы и балета, Алексей ушёл волонтёром на фронт (слал забавные сюжеты, как он делает плие в зелёном свете прибора ночного видео). Его реакция на пост о конкурсе Чайковского была отборной: «Когда к такой-то матери русские разнесут все театры, как развалили Мариупольский, тогда вы устроите конкурс Чайковского! (Мат со значением восторга) Если б не Азов*, отличные мужики, наши защитники…» «Мы вам верили, – писали девушки, тоже с матом, – мы вашего Пушкина читали и под Чайковского танцевали, а вы…».

Словом, попрощалась я со студией.

Тем временем старший сын меня перерос. Вышел законопроект о мобилизации женщин и 16-летних юношей.

Это стало последней каплей. Я поняла, что пора бежать.

Тайно, молча, готовилась к отъезду.

Почему не сразу: ждала, когда русские (т.е.наши) возьмут Город. Да и документы на кота – а кот, конечно, у нас по-булгаковски чёрный, по имени Пума, – делаются долго.

Старший, Лёва, пошел в школу и ходил до ноября. Младших сразу перевела на экстернат, чтоб чего не ляпнули. Мечты о русском Лукоморье накрылись, все произведения русскоязычных авторов были вычеркнуты из программы, за лето учебники новые напечатали!

Я, многодетная мать-одиночка, как не получала ни копейки от украинского государства до СВО, так и продолжала во время. От гуманитарных организаций мы получили 3 продуктовых набора, по одному от каждой. И это была моя работа: найти, договориться, копии документов прислать. Красный Крест меня послал.

Внимание, вопрос: куда девалась гуманитарка, собираемая всей планетой? Разве наша семья не в той категории, которой якобы помогали всякие международные организации?

Наступила осень и ракетные удары по объектам инфраструктуры. «Вас бомбят!» – сходил с ума целый свет. Нас не бомбили»!!! Бомбят – это когда самолёт летит и с него бомбы падают.

Я уже описывала, что такое ПВО в украинском стиле.

Ну а школа сидела в подвалах.

В ноябре взорвали нашу ТЭЦ-5, которая была километрах в пяти от нашего дома. Средний сын закрывал балкон, взрывная волна была такая, что дверь больно ударила его по пальцам. Свет вырубился мгновенно, и на двое с половиной суток.

А нет света – нет связи и отопления. Почему я вспомнила именно этот случай: мощная была авария, исчезла вода, даже холодная.

Мы буржуи, у нас была газовая плита. Воду согрели. А у меня какой-то вопрос чести – всегда хорошо выглядеть. Частями помылись. На следующее утро мне ехать на балет к Ане. Связи нет. Приезжаю (метро ходило и его использовали как бомбоубежище) – сидит в зале Аня. Света нет, фонарики поставила.

– Как я рада, что ты пришла, – говорит она.

– Как я рада, что ты пришла, – отвечаю я.

Мучила она меня изрядно, спасибо ей. Не было разговоров о русне, разве что метафоры: «Твоя левая нога – оккупант территории правой».

Питерский балет двигался под мой график отключения света, который Киевоблэнерго первое время не соблюдал. А вместо станка я держалась за стену.

Невозмутимая Аня сказала: «Пора на пуанты», и мы поехали выбирать. Магазин находился в центре, и был он закрыт. Аня знала хозяйку, и я попала в тёмный мир (тёмный – в прямом смысле слова) с пачками и пуантами. Включили фонарики. Благо – темно, выражения глаз не видно, потому я вскользь спросила: «Есть у вас пуанты Гришко?»

Продавщица взорвалась.

(Компания «Гришко» находится в России и производит хорошие пуанты, а также мягкие балетные туфли и удобную танцевальную одежду. Николай Юрьевич Гришко основал компанию в СССР в 1988 году.)

Пока я мерила китайские пуанты, продавщица с жаром выпаливала, что Гришко на самом деле наш. Фамилия на -ко, и ежу понятно, что украинец!

Денег на проект ему дали американцы.

– А в Москве фабрика, да, – рубила в экстазе правду-матку украинка, – так Россия (блеск глаз осветил темноту) патент украла! Украла изобретение! Не закупаем мы Гришко больше!

Года и даты были не важны, когда украла, и что был тогда Советский Союз, и с тех пор столько украинских незалежных балерин танцевали на пуантах Гришко, да разве это важно?

Поэтому я купила китайские. Вариантов было два: замечательные американские Гейнор (кстати, их очень любят российские балерины, пуанты чудесные) – на них не было денег, и китайские.

Лучше к чёртовой матери незалежно мучить ноги, чем заказать доступные Гришко в ненавистной Москве – такова политика украинского балетного мира.

…Повсюду гудели сирены. Киев оставался без атак, но в подвалы всё равно загоняли школьников.

Особой бравадой было не реагировать на сирену. Но реальная опасность подсказывалась не ею, конечно, а есть ли рядом ЗИЛ ПВО. Больше ничего страшного в Киеве не было. Только люди. Сумасшедшие люди, мало думавшие и ещё реже спавшие.

Особенно бесили меня те, от кого я успевала только отписываться. Я вообще интроверт, у меня в инстаграм одно моё фото для регистрации выставлено (сейчас вообще не пользуюсь инстой: облом ВПН-ить). Но на балетных подписана была. И вот когда вчерашние феи свалили (их дело) в Париж и Нидерланды да давай оттуда матом (слишком нежна музыка «Лебединого» для правдорубов, я понимаю) всех призывать на фронт… а ты чего, спрашивается, не на фронте? 

Балет с Аней находился возле метро «Палац Украина». И вот, когда звучала сирена (а мы помним, ПВО, как и пуля, – дура), надо было, главное, быстро добежать от метро до студии, а та находилась в подвале, то есть безопасно.

Рядом стояла та самая гостиница, куда 31 декабря 2022-го года аккуратно попала наша ракета, минуя ПВО. Возле гостиницы уже полгода шла стройка: всё перерыто и медленно движется.

И вот CNN и др. делают кадр снизу: асфальт поднят и полгостиницы нет (там НАТОвские наёмники жили). На самом деле (я ж там ходила два раза в неделю) попадание было хирургически точным. Рядом кафе – стёкла целые. С другой стороны гостиницы – нетронутые дома. То есть отель надкусили, как яблоко.

Но если тебя рядом нет, откуда ты знаешь, что понарытое вокруг – не следствие взрыва, а давнишняя стройка? Вот так было во всём. 

Наступала зима.

Мы провели её почти без света, отопления и горячей воды. Но зима была тёплой: минус 5 и выше. Самое сложное было сушить обувь. Я разогревала духовку, газеты в ботинки и подошвами к духовке, но сильно мокрую обувь это не спасало. Одежда сушилась над плитой. Безумно подорожали, конечно, свечи – я нашла где-то в глубинке, по интернету, церковную лавку и купила у них штук 200 толстых восковых свечей.

В отсутствии света и тепла хорошо было выходить на улицу. Я гуляла, слушала в наушниках гимн России и старые военные песни. Сыновья убегали в гости и играли в самые темные в их жизни, дремучие прятки.

И вот ходила я, представляла я, как внучке скажу: «А я в твои годы в военном Киеве с маникюром была». Представляла, как в ближайшее время Город освободят наши воины и очистят от нацистской падали. И скоро, скоро в моём любимом Киеве пройдёт День Победы 9 мая. Порохом пропах.

…К февралю Киевоблэнерго, аристократически не спеша, сообразило, как давать свет по обещанному графику. Работать и пользоваться стиральной машиной стало спокойнее. Как работали те, кто не в онлайне, я понятия не имею. Но в ресторанах люди сидели. Это где были генераторы.

Спешить властелинам рубильника было некуда, ведь Кличко еще в ноябре выдал: «Зима будет тяжёлая. Придётся потерпеть и переселиться на время в загородные дома».

Мой старший сын уточнил: «Мам, а адрес своего дома он оставил?»

Прошёл год с начала СВО и русские были так необозримо далеко от Города, что я поняла: ждать дальше нельзя и надо активно собираться в дорогу. Переезд был продуман до мелочей, ведь мы уезжали с концами (квартира съемная).

К переезду готовились практически год. Кот был проверен в ветлечебнице вдоль и поперёк, в холке чип. Когда на него пикали, было похоже на покупку товара по штрихкоду. Пума смешно искал источник звука с удивленными глазами. 
– Куда едете? – спрашивали в ветклинике.

– В Варшаву, – отвечала я.

Существуют фирмы, которые организовывают туры в РФ, в одну или две стороны, передают баулы. Кто-то, представляете, едет из России поглядеть, как там дом под Житомиром (вот наши люди – война, а они едут на дачу). Я нашла одну такую фирму, но нужны были деньги. Деньги мне дал старший брат. На тот момент он был уже в Москве. У него своя история, но в данный момент у нас обоих российское гражданство. 
Он перевёл рубли моей близкой подруге в Москву, а затем подруга должна была, когда мы в Варшаве сядем в микроавтобус, отправить их водителю.

Официально, по билетам, мы ехали на автобусе в Варшаву. И даже об этом не знал никто. Оставила хозяину квартиры записку, где ключи, и закрыла дверь. Как же было страшно, чтоб выехать из Украины с непроверенным телефоном! Я удалила телеграм.

Итак, мама, три сына и чёрный кот отбыли. 

Начнем с Польши. 

Как ни странно, телефон никто не проверял. Одного мужчину из нашего автобуса не пустили, хоть он утверждал, что у него трое детей. Он остался на украино-польской границе с украинской стороны. 

И тут полячки. С ненавистью говорят только по-польски. English – no. Не тут-то было, я ж на слух врубаюсь в суть, ведь язык очень, очень похож на украинский. Особенно полячек бесят женщины. Наши красивые, да. И вели себя, наверное, в 2022-м так радужно, что завоевали ненависть по этническому признаку.

На автовокзале в Варшаве мы ждали Давида, который должен был посадить нас с котом (в неведении еще спавшим) в микроавтобус и повезти дальше: Латвия, Литва – до КПП Убылинка в Псковской области...

Я пошла менять евро на злоты. Жду своей очереди, рядом очень громко разговаривают два мужчины.

– Русских резать надо, Гитлер недобил, – говорит один.

Наверно, в школе у них историю отменили, думаю я, что с вами делал Гитлер и как мы освобождали Польшу, забыли быстро.

– На ресурсах сидят, – поддакивает его собеседник. – Думают, им всё можно.

– А я Гитлера уважаю!

Но тут подошла моя очередь.

Войну из рассказов бабушки-казачки я помню так, будто сама с ней раненых вытаскивала. Как дружила она с Марусей, и вот сидят, летит снаряд – моя Нина направо, Маруся налево. Маруся убита. Как бабушка, перекрестившись, бежала вытаскивать воинов с поля боя. Как деда встретила на фронте. Как старший брат отдал свою жизнь ради великой Победы русского народа, который не хотел быть рабом. И никогда им не станет, иначе не русский ты, и деды и праделы отвернутся от тебя.

Как же вы забыли, Польша и Чехия, как вас освободил Советский Союз ценой жизней наших бабушек и дедушек?

Литву и Латвию мы проехали спокойно. Я не видела враждебности, на автозаправках еду покупала по-русски. А затем был КПП Убылинка, проверка ФСБ и, наконец-то, Россия.

У меня было ощущение, будто в крепость попала и тяжёлые дубовые ворота грохаются об землю за твоей спиной. Ты под защитой. Сыновья под защитой. Даже кот.